– Очень часто на принятие мной каких-то глобальных решений влияли окружающие, – говорит художник тульского тюза сергей мазанов.
– Сколько раз было: стоишь перед выбором, как на развилке, и тут тебе словно протягивает руку человек, которому ты дорог, который хочет, чтобы все у тебя сложилось…
В тулу он приехал двадцать лет назад из душанбе – последним из своей многочисленной родни, словно прикрывал их уход. Там, в таджикистане, тогда фактически шла война, на улицах валялись убитые, не было продуктов, и на семейном совете решили перебираться в нашу область, потому что тут уже давно проживал дядя по материнской линии, а значит, было у кого остановиться, чтобы потом «пустить корни» на новом месте. Родители сергея, сестра и брат с семьями выставили на продажу свои дома и уехали. А он задержался, отправив с ними жену и двухлетнюю дочку. Работал тогда сразу в двух театрах, драматическом и кукольном, которые – удивительное дело! – Не закрывались ни на один день. А тут еще киношники предложили попробовать себя в качестве ассистента художника-постановщика, и это было так интересно, ново, что все остальное – стрельба на улицах, комендантский час, жизнь чуть не впроголодь – куда-то отступило.
– «Кош ба кош» – так назывался фильм, который снимал бахтиюр худайназаров, его финансировали швейцарцы и японцы, а потом эта картина была удостоена «серебряного льва» на венецианском фестивале, – вспоминает мазанов – на площадке собралась удивительная интернациональная команда, царила творческая атмосфера, но – семья беспокоилась за меня, близился новый год, и надо было уезжать… душанбинские друзья, когда сажали меня в самолет, чуть не плакали, да и я был в таком же настроении: слишком многое там оставалось. Речь не о квартире, которую так и не успел продать (с остальной недвижимостью все решилось благополучно), просто в этом городе я состоялся, как художник, как личность... Долетел до москвы, потом – электричкой в тулу, на перрон московского вокзала вышел с этюдником под мышкой и с какой-то сумкой, в легкой куртке и кепочке – это 29 декабря! Поземка мела, в том числе и у меня в душе: как-то все сложится, ведь я привык жить в азии, а тут климат иной – во всех смыслах…
Мазанов родился в киргизии, в шахтерском городке сулюкта, куда из самары переехала семья его отца – в тридцатые годы прошлого века, когда в стране появилось определение «голодающие поволжья». А родители матери перебрались туда с сахалина, места ссылки деда, побывавшего во время первой мировой в австрийском плену. В семье сохранилось предание о том длительном, растянувшемся на несколько месяцев переезде – на телегах, с пожитками в узлах, «к теплу поближе», как мечтала бабушка.
Сулюкта переводится, как «вода с пиявками»: через все поселение протекала мелкая чистая речка, а вокруг стояли невероятной красоты горы – все разноцветные, словно играющие красками. Уже потом, учась в душанбинском художественном училище, сергей любил приезжать туда на этюды, особенно по весне, когда все цвело. На выбор подобного жизненного пути повлияла мама, которая с раннего возраста видела в сыне творческую личность. Поэтому, хоть он отдавал предпочтение спорту, но и был отправлен в музыкальную школу по классу аккордеона, вздыхая, ходил туда четыре года и испытал просто невероятное счастье, когда во время пожара сгорел ненавистный инструмент. Дом, конечно, было жалко, но перспектива беспрепятственно гонять мяч с мальчишками согревала душу.
После пожара, который учинили маленькие племянницы сергея, решившие самостоятельно зажечь свечи на новогодней елке, все и переехали в душанбе. А поскольку набор в художественное училище начался в июле, а вступительные в институт физкультуры ожидались только в августе, мать сказала: «попробуй, ты же ничего не теряешь…» и он, кандидат в мастера спорта, поступил на станковую живопись, чему не удивился никто из окружающих и друзей детства, потому что все знали: «серега всю жизнь что-то рисует и ваяет».
– Душанбе означает «понедельник»: когда-то по этим дням на месте сегодняшней столицы таджикистана проводились базары, вот и закрепилось название, – говорит художник. – Но для меня этот город «тяжелым днем» не был: все шло влет, «вхруст», все удавалось. Училище окончил с отличием, много писал, картины хорошо продавались, они сегодня имеются в частных коллекциях в израиле, германии, штатах. А потом решил найти работу с постоянным заработком, и мой педагог, народный художник таджикистана ян маматкулов, который еще и работал в драме, предложил поработать в театре. И опять – получилось, захватило, это же невероятный мир, в котором обитают творческие люди с легкой сумасшедшинкой. Недаром, когда переехал в россию, уже не мыслил себя вне этого.
В туле решающую роль в моей судьбе сыграли два бориса, оба сегодня покойных, к сожалению: ентин и карцев, главный художник драматического театра и директор тюза, куда я прежде всего заглянул в поисках работы. И – офигел от этой сцены, камерной, уютной – столько на ней всего можно придумать, сотворить. Никого из руководства на месте не было, и я отправился в драму, где был встречен, обогрет и обласкан борисом григорьевичем. Но масштабы сценического пространства там иные, а мне уже запал в душу театр юного зрителя, и тогда ентин, напоивши чаем на дорогу, напутствовал: «иди к моему тезке, а если что – возвращайся, что-нибудь придумаем…» и я опять оказался на улице коминтерна, куда пришел и режиссер александр литкенс, вид которого поначалу поверг в шок. Был он с таксой на поводке и сам напоминал таксу, вставшую на задние лапы: высоченный, худой, хмельной, рассеянный, в длинном кожаном плаще, обмотанный красным шарфом и в красных же носках и зеленом галстуке. Поговорил, покивал – и тут же забыл о моем существовании, но, к счастью, приехал карцев и принял в театр.
Вначале сергей заведовал бутафорским цехом, потом возглавлял художественно-постановочную часть – жуткая работа, отвечать надо за всех и вся, но зато ты постоянно в центре событий. Вообще за 27 лет в разных театрах кем мазанов только не трудился! Красил задники и колосники, как заправский маляр, сидел под сценой с включенной электроплиткой в руках, сыпля на нее аммоний – чтобы дым поднимался над сценой, тогда еще не было современной техники. И гримером, и звукорежиссером, и монтировщиком, и осветителем, даже вахтером случалось быть по необходимости, а во время тюзовских «капустников» театральный художник и на сцене «засветился».
– Это так здорово: окунуться в закулисный мир, скрытый от зрителей, познать театр изнутри – во всех направлениях, – убежден сергей мазанов. – Когда овладеваешь новой профессией, это, несомненно, обогащает, ну а театральная работа – как наркотик, и с каждым новым шагом ты все больше втягиваешься. Художнику хорошо иметь постоянного режиссера, когда надолго складывается творческий тандем, но интересно работать и с разными, понимать их требования, менять собственный стиль и меняться самому, расти. И потом ты словно свою жизнь выстаиваешь по этим постановкам, делая их точками отсчета, главными событиями.
В душанбе первым самостоятельным спектаклем мазанова был «в поисках счастья» по мотивам комедии жан-батиста мольера «дон жуан», этот эскиз даже привез с собой в россию на память.
В туле он стартовал в «сыщике, или никто», потом были «молодая гвардия», «трепетная история», «гроза», детские сказки и приключенческие спектакли – около тридцати постановок успел оформить сергей в тюзе, создавая сценические миры, в которых комфортно и персонажам, и зрителям. Его жена марина тоже трудится в этой сфере: она – художественный руководитель муниципального театра со звучным названием: недавно мазанов поделился с одним из знакомых, что скоро откроет свою выставку в «эрмитаже», и услышал уважительное «о-о!». Пришлось пояснить, что так называется один из храмов мельпомены в туле…
В 2003 году наш тюз побывал с обменными гастролями в душанбе, и туляки вернулись оттуда под впечатлением восточного гостеприимства, красоты города. Взахлеб рассказывали о мускусном запахе, который источают цветущие розы, о прекрасных старинных и современных зданиях, встречах, открытиях. И все были поражены, с каким уважением и радостью там встречали мазанова: и в молодежном театре, и в драматическом, и в кукольном. И до сих пор там напоминает о сергее оформленное им фойе в детском театре, многочисленные афиши, макеты: ведь творчество вечно, если перефразировать известное выражение «рукописи не горят». Материал: Марина Валентинова
